Мы умирали от пневмонии в меблированных комнатах, где нас находили через три дня потому, что кто-то жаловался на запах. Мы умирали под мостами, и никто не знал, было ли это самоубийством. Мы и сами не знали этого, хотя, если вдуматься – это всегда было самоубийством. Мы умирали в больницах с огромными вздутыми животами, и никто не мог ничего поделать. Мы умирали в камерах, так и не узнав, виновны мы или нет. Мы ходили к священникам. Они давали нам обещания. Они говорили нам, чтобы мы молились. Они говорили нам идти и больше не грешить… но идти! Мы шли. И мы умирали. Мы умирали от передозировки. Мы умирали в кроватях. Мы умирали в смирительных рубашках, видя в белой горячке Бог весть какие кошмарные, омерзительные и жуткие вещи. Но знаете, что было хуже всего? Хуже всего было то, что никто понятия не имел, как мы старались. Мы ходили к врачам, а они, руководствуясь принципом «это настолько безумно, что может подействовать», давали нам лекарства, от которых нас тошнило при употреблении алкоголя. Иногда они просто качали головами и посылали нас в госпитали для умалишённых. И нас выпускали оттуда, пристрастившихся к успокоительному и снотворному. Мы врали врачам. А они говорили нам, чтобы мы пили умеренней. И мы пытались. И мы умирали. С закреплёнными намертво проволокой сломанными челюстями мы тонули, захлебнувшись собственной рвотой. Мы умирали, играя в «русскую рулетку», и люди думали, что мы проиграли. Но мы-то знали лучше. Мы умирали под копытами лошадей, под колёсами машин, от ножей и под каблуками наших братьев-алкоголиков. Мы умирали в стыде. А знаете, что самое ужасное? Самое ужасное то, что мы и сами не могли поверить, что действительно очень старались. Нам казалось, что мы только думали, что мы старались. И мы умирали, веря, что мы не понимаем, как надо стараться, и что мы не старались. Когда доведённые до отчаяния, в надежде на чудо мы начинали искать помощи, то шли к людям с буквами после фамилий, надеясь, что те прочли правильные книги, в которых были правильные слова. И никто из нас не догадывался о пугающей правде, что правильные слова, оказавшиеся такими простыми, тогда ещё не были написаны.
Мы умирали, падая с высотных домов. Мы умирали со стволом ружья во рту. Мы умирали в безлюдных местах со связанными за спиной руками и пулей в затылке, потому что на этот раз мы обманули не тех людей. Мы умирали в конвульсиях и от инсультов. Мы умирали проклятыми, опозоренными и брошенными. Если мы были женщинами, то умирали униженными, потому что женщины гораздо более требовательны к самим себе. Мы старались. И мы умирали. И никто не оплакивал нас. А хуже всего было то, что на каждого умершего приходилось сто или даже тысяча тех из нас, кто хотел умереть. Кто жаждал смерти. Кто засыпал, молясь о том, чтобы не проснуться, потому что выносить эту боль было невозможно. И мы были уверены, что это никогда не изменится.
Однажды в нью-йоркском госпитале у одного из нас произошло то, что в книгах называют «духовным пробуждением». И он сказал себе: «Я нашёл ответ!» Нет. У него была только часть ответа. «Я должен делиться этим», – решил он. И он старался, как мог. Но мы не слышали его. И мы умирали. Мы умирали от последней успокаивающей сигареты, закурив которую мы отключались, и наш матрас загорался. О нас говорили, что мы задохнулись ещё до того, как наши тела обгорели, и что мы ничего не почувствовали. Умереть таким образом для нас было лучшее, что могло произойти… правда иногда вместе с нами гибла наша семья.
Ещё один человек из Нью-Йорка был уверен, что знает ответ. Он пытался молитвой привести нас к трезвости. Но и это не работало потому, что молитва приводит алкоголиков в замешательство. Он старался. А мы умирали. Один за другим мы обнадёживали его, а потом разбивали ему сердце, потому что мы всегда так делаем. Но самым худшим было то, что каждый раз, когда нам казалось, будто мы уже знаем всё худшее, случалось что-то ещё хуже. Это длилось до тех пор, пока не настал тот день в фойе отеля, находившегося не в Риме, не в Иерусалиме, не в Мекке, не в Дублине и даже не в Бостоне. Это произошло в Акроне, штат Огайо, из всех мест! Настал день, когда алкоголик сказал: «Мне надо найти другого алкоголика потому, что он нужен мне не меньше, чем я нужен ему». Теперь он нашёл ответ. И вот, после стольких лет, канал передачи был открыт… Теперь мы не идём к священникам, мы не идём к врачам и к людям с буквами после фамилий. Мы идём к тем, кто был там. Мы идём друг к другу. И мы стараемся. И мы можем больше не умирать.
